Размышлял, стоит ли писать свои соображения о прочтенном, тем более, что уберечься от остроактуального не получится. Так или иначе, мы неизбежно прикладываем опыт послевоенной Германии к себе, нынешним и будущим. Хорошо бы прикладывать правильно.
1 — Выбирая, между милосердием и справедливостью, по Катерине Гордеевой (это вопрос, который она задает, завершая свои интервью), Германия, как ни странно нам, стоящим в стороне от этой болезненной дилеммы, выбирает милосердие. Конечно в широком смысле этого слова, не в прямом. Между «отмщением (и аз воздам)» и «реинтеграцией общества» она выбирает реинтеграцию. Досталось им, в смысле властям Германии, от этого и справа и слева. Однако сегодня, из прекрасного, для разрушеной и растоптанной Германии, далека, мы видим, что выбор был верным. Безусловно, в 1946-49-55 выбор между «наказанием для нацистских преступников» и «восстановлением Германии» был совсем не так очевиден, как сегодня. Более того, совсем не выглядел таковым.
Однако, глядя из скоро столетней перспективы видно, насколько это был узкий и опасный выход, который выбрала и которым успешно прошла Германия после Гитлера. Абсолютно правильному и очевидному выбору справедливого наказания нацистских преступников, сопровожденного ясно понимаемым шоком от всего открывшегося после войны, Конрад Аденауэр, первый канцлер Западной Германии, после восстановления утраченной ей государственности, предпочел, как казалось тогда, циничный выбор «(как будто) прощения преступников», или, вернее, молчаливого (а правильнее будет тогда еще не до конца осознанного и проговоренного) соглашения «вы больше никогда, ни словом, ни делом, не выказываете нацистских взглядов, а мы, со своей стороны, делаем вид, что не знаем, чем вы занимались с 1933 по 1945 годы».
Тогда это казалось цинизмом. Сейчас все яснее становится понимание, что это был интуицией Аденауэра угаданный узкий и рискованный путь, приведший к долгому и непростому, но все же оздоровлению. Привел бы к нему очевидный путь, в котором охрана и заключенные концлагерей просто менялись бы местами на многие десятилетия, сегодня видится, что — нет.
При том, что Конрада Аденауэра ну никак нельзя назвать симпатизирующим хоть в малейшей степени нацистам. Обер-бургомистр Кельна еще с кайзеровского времени (с 1917 года), он сразу определил себя как противника гитлеровского режима, за что был лишен должности в 1933 году, сразу после прихода Гитлера к власти, и просидел на пенсии до, собственно восстановления германской государственности после капитуляции и оккупации, в 1949 году, стал первым канцлером ФРГ, возглавившим ее преобразование в течение 14 лет. (В скобках: любопытно, тем не менее: главный открытый политический оппозиционер Гитлера, один из самых высокопоставленных чиновников, в прошлом глава крупнейшего города, просто удаляется в частную жизнь, в свой домик в Рёндорфе, где и живет всю войну на положенную ему по выслуге бургомистерскую пенсию (в гестапо его конечно потаскали, а один раз, в 1944 году, он даже попадал в концлагерь, но все же — вот). Как известно в России теперь нельзя сравнивать нацистскую Германию и Россию, ну, конечно, как такое можно сравнить ;-])
2 — Надо ясно понимать, что опыт общенационального покаяния и осознания, которым прошла Германия сегодня — уникален и не «масштабируем», и не переносим. Никакая другая страна «Оси» и их союзников не прошла этим путем. Фашистская партия Италии пережила множество последовательных переименований и преобразований (Фашистская партия — Итальянское социальное движение — Национальный Альянс — «Братья Италии», от последней, к слову, избрана нынешняя премьер-министр Италии Джорджа Меллони), но никогда не была запрещена или распущена, символика и личности, в том числе Муссолини и его сподвижники, не были осуждены или запрещены. В Италии совершенно свободно можно купить в сувенирной лавке портрет Муссолини или символику периода фашистской Италии.
В Японии избранные главы страны, в ритуале вступления в должность, приходят поклониться могилам людей, которые весь остальной мир считает военными преступниками, и никогда не признавала и не выплачивала компенсации жертвам войны на Тихом Океане и в оккупированных странах. Даже Австрия, которая первой присоединилась к нацистской Германии в 1938 году, через, пусть и в сомнительной легитимности референдум, но с результатом в 99,73% «за» при явке более 99% и в которой, при населении Австрии в 8 % от численности населения Германии, их количество в войсках СС было 13 %, а среди служащих концлагерей — 40 % (wiki). Одна из главных сегодняшних политических партий Австрии — FPÖ, Freiheitliche Partei Österreichs, прямая наследница партии, созданной после войны для бывших нацистов, многие действовавшие в остмарк при Гитлере нацисты состояли в ней и избирались, она и тогда и тем более сейчас открыто придерживается правонационалистической идеологии, и чуть не формировала правительство после предыдущих выборов, набрав около 30% голосов и заняв первое место среди партий.
Шутка про «австрийцев — гениев пиара, которые убедили весь мир, что Моцарт — австриец, а Гитлер — немец» не такая уж и шутка, в свете того, как лихо им удалось после войны стать в глазах всего мира не главным и первым союзником Гитлера, а «первой жертвой нацизма«.
Уж про более мелкие страны-союзницы Гитлера, такие как Румыния, Венгрия, Хорватия, и говорить не стоит. «Денацификация общества» (а не просто люстрация в руководстве) там, насколько я понимаю, не была системной, даже под советским контролем.
По сути, Германия — первый и, по сути, единственный такой опыт общенационального осознания и покаяния, и переносить их опыт на какую-либо иную страну, или ожидать такого от кого бы то ни было сейчас, либо в будущем, будет, как мне кажется, крайне наивно.
3 — Сложный вопрос, насколько важную роль в сворачивании задуманной денацификации сыграл «политический момент». Действительно, в полной мере «денацификацию» помешала провести раскрутившаяся почти сразу после победы союзников «холодная война» между ними. Когда у тебя на восточной границе стоят боеготовые танковые армии, а тут у тебя мало того, что страна, висящая мертвым грузом, полностью зависящая даже от продовольственных поставок, с деморализованным населением и фактически несуществующими вооруженными силами, ты волей-неволей захочешь сделать из этого хоть что-то, минимально готовое сопротивляться, и уж точно не станешь уж так дотошно выяснять, был ли X «деятельным нацистом» или всего лишь «попутчиком», если он ловит мышей (с) Дэн Сяопин. Однако в истории есть опыт настоящей, проведенной тщательно, не прерванной из-за давления политических обстоятельств, и пунктуально законченной «денацификации», это «дебаасизация», после свержения режима Саддама Хусейна в Ираке. Вот там как раз полностью люстрировали и вычистили из армии и госаппарата всех членов саддамовской партии «Баас». И получили… Ну, в том числе ИГИЛ, в который, за неимением иных перспектив, рванули бывшие офицеры и чиновники из «Баас», когда иные пути для них закрыли. Возможно конечно сыграл фактор религиозного шиитского меньшинства, которое после падения преимущественно суннитской «Баас» полностью перехватили власть в стране и принялись сводить счеты на всех уровнях. Так или иначе, вариант «поменять охранников на вышках концлагерей и его заключенных местами» более чем реализован был в Ираке, и результат тем ярче иллюстрирует уже упомянутую выше идею, что Германия стала нынешней Германией во многом вопреки, а не благодаря «денацификации» союзниками.
4 — Стоило бы помнить, что ВЕСЬ «Гитлер» для Германии уложился в 12 лет, с марта 1933 года, от назначения канцлером и принятия «закона о чрезвычайных полномочиях», и по апрель 1945, до самоубийства в бункере под Рейхскацелярией. Это, для примера, представить что Путин пришел только после Болотной. И, в общем, при всех послевоенных сложностях, пример Аденауэра показывает, что, пусть с трудом, но в принципе можно было бы найти технократов, не замаранных сотрудничеством с режимом, ну вот, например, просидевших во «внутренней эмиграции», да хоть бы и во внешней, а потом, через 12 лет вернувшихся, и взявших управление страной обратно. Но даже и Аденауэр, как-то в горячей дискуссии кричал оппоненту, обвинявшему его в том, что военные с нацистским прошлым принимаются на службу в создаваемый бундесвер: «У меня нет для вас 18-летних генералов!». В нашем случае все еще хуже, у нас-то уже далеко не «12 лет» режиму. Представить себе, что некий аполитичный и не участвовавший в деятельности режима технократ, мог просидеть «дома», как, например, Аденауэр, не потеряв при этом квалификации, достаточной чтобы «после» сразу же взять управление страной в составе такого же правительства — мне кажется наивно, как бы, внутренне, не хотелось бы именно этого.
5 — дилемма выбора между планом Моргентау и планом Маршалла. Интересующиеся историей послевоенной Германии возможно знают, что кроме реализованного в итоге плана Маршалла, состоявшего в восстановлении Европы и реинтеграции Германии, был еще куда более логичный на момент своего создания в 1944 году «план предотвращения 3 мировой войны», и носящий, как и план Маршалла, имя своего создателя «План Моргентау» (на английском значительно подробнее). Он предусматривал ров с крокодилами, среди прочего, расчленение Германии на 3 независимых друг от друга территории, демонтаж и вывоз предприятий тяжелой промышленности и превращение Германии в аграную страну под контролем стран-союзниц. И несмотря на то, что на момент своего создания именно план Моргентау был по видимому, в глазах союзников «справедливым решением» для страны, устроившей две мировые войны, на длинной перспективе, глядя из сегодня, мы видим, что созданный даже вопреки здравому смыслу для любого, прошедшего Вторую мировую войну, в 1947 году план Маршалла, план реинтеграции и восстановления Европы, и Германии как части Европы, оказался именно тем, что, по итогу, в самом деле позволил предотвратить 3 мировую войну, по крайней мере с участием Германии — точно. Хотя, очевидно, на момент своего создания, его методы и были во многом контринтуитивны. Было ли это «милосердие» в житейском понимании, как проявление доброты и мягкосердечия? Да ни разу. Это был вполне практичный, с долей цинизма план «лояльность и отказ от коммунистов в обмен на быстрые американские инвестиции». Однако был ли он справедлив в 1947 году в глазах узников концлагерей, освободившихся менее двух лет назад, горевших в душе, не сомневаюсь, жаждой мщения за все нацистские преступления? На тот момент, как мне кажется — нет. Но цинизм и доля экономической мудрости все же перевесили, и, спустя почти 80 лет мы видим, что результат это дало куда более последовательный, чем «превращение страны в картофельную грядку» просто из соображений, пусть справедливой, но мести.
Жизнь на длинном интервале бывает контринтуитивна, когда на нее смотришь в моменте.
