Архив метки: history

Про биткойн

Читаю воспоминания русского купца времен Александра III. Получили концессию на строительство железной дороги Москва — Курск, сделали паи, взяли кредит в банке на 20 лет, внесли по 5 тысяч рублей (на взятки чиновникам). Построили дорогу. Через несколько лет с доходов с дороги закрыли кредит. А в 1893 году дорогу выкупило государство за 75 миллионов рублей. Каждый из пайщиков на свои 5 тысяч рублей вклада получил по 5 миллионов дохода.
А ты гришь «Биткоооойн» :)
Вот какой был биткойн.

Обмен и менялы

Почитываю тут «Повседневная жизнь Флоренции во времена Данте», в очередной раз восхитился и поразился сложностью работы средневекового менялы.

Цитата из книги:

До 1237 года флорентийцы, не имевшие собственной денежной единицы, пользовались пизанской маркой. Успехи в ремесле и торговле, сделавшие необходимым создание собственного банка, обусловили и появление сложной денежной системы на основе золотого флорина.

В ее основе — динар (danaro), «одновременно и первая единица системы счета денег, и наиболее древняя их разновидность». В нем 1,76 грамма серебра 950-й пробы. Его реальная стоимость обнаружится лишь в 1321 году с появлением picciolo или picciolo nero, содержавшего в основном медь и малую долю серебра, ставшего самой мелкой монетой, находившейся в обращении в XIV веке. Оставаясь стабильным на протяжении десятилетий, динар будет девальвирован лишь в конце XIV века. Во времена Данте его стоимость постоянна, он находится в обороте. Один динар равнялся 1/12 солида, или 1/240 лиры.

Grosso — монета почти из чистого серебра, стоит 12 динаров и применяется при совершении крупных торговых сделок. Однако ее жизнь оказалась короткой: в 1306 году ее заменяет popolino, равнявшийся 24 динарам; на несколько лет он становится самой распространенной денежной единицей. Примерно в то же время появляются монеты grosso da sei, grosso da venti и grosso da trenta, стоившие, соответственно, 6, 20 и 30 динаров. Так было во времена Данте. По мере того как серебро становится все более редким металлом, на первое место выходит золото, из которого начинают чеканить флорины. В эпоху же Данте, еще раз отметим, динар остается наиболее популярной серебряной монетой, которой пользуются в повседневной жизни, расплачиваются в лавках, в частности при покупке продуктов.

Серебряный флорин известен с 1182 года. Тогда он стоил 12 динаров и назывался также grosso. С 1252 года чеканка серебряного флорина была прекращена, ему на смену пришел золотой. Именно этот год открывает историю самой знаменитой флорентийской монеты — золотого флорина, символа экономического могущества города и гордого вызова конкурентам (прежде всего Генуе и Венеции, монеты которых до того времени господствовали на внутренних и внешних рынках). Золотой флорин номинально равен 24 каратам, весит 3,54 грамма и стоит 20 grossi (240 динаров). На лицевой стороне изображен святой Иоанн Креститель, на оборотной — цветок лилии. Золотой флорин, можно сказать, стал официальной денежной единицей Флоренции.

Стабильный в течение всего XIII и почти всего XIV века, золотой флорин быстро становится денежным эталоном, причем не только в Италии, но по всему средневековому Западу. Образно выражаясь, это доллар Средневековья. Его используют представители самых различных общественных и профессиональных групп (мясники, торговцы и т. д.), состоятельные частные лица (нотариусы, врачи, школьные учителя). Подделка золотого флорина карается сожжением на костре.

Широкое применение флорина и прочих монет, о которых говорилось выше, не отменяло использования старых денег. Прежде всего лиры (libbra, libra, lira), которую не следует путать с единицей веса (libbra, фунт). Эта серебряная монета, введенная в обращение Карлом Великим в конце VIII века, в течение столетий оставалась «основной единицей новой денежной системы, даже если она в действительности превратилась в монету-фантом, поскольку прекратилась ее чеканка». Во времена Данте лира скорее единица счета, нежели реальная монета, равняется 20 солидам (soldo). Солид, в свою очередь, также является не реальной монетой, а единицей счета, равняется 12 динарам. Так, при заключении крупных сделок счет ведут на лиры и солиды: «вместо того, чтобы говорить 14 412 динаров, можно сказать 60 лир и 12 динаров, а еще лучше — 60 лир и один солид». Кроме того, на территории Флорентийской республики находятся в обращении монеты других городов — Сиены, Вольтерры, Котроне, Неаполя, Венеции и даже французские деньги, причем их суммарная доля в денежном обращении существенна (около 30 % в 1296 году).»

И вот с такой системой люди умудрялись торговать, обменивать деньги, причем меняла должен был не только помнить «курсы обмена» (и считать их в уме) всех участвующих в процессе обмена монет между собой, но и учитывать, что стоимость их менялась от года к году, вследствие «порчи монеты» низкокачественными металлами, обычно медью, стоимость также зависела от физического состояния монет.

Так что «меняла» это профессия, требовавшая не только немыслимого для нас сегодня искусства устного счета, но и ловкости, памяти и быстроты счета, при том, что из инструментов у них были, разве что весы, позволяющие узнать физический вес монеты (не дававшей при этом веса реально ценного металла в составе) и, наверное, какой-нибудь абак для облегчения устного счета.

Южная Африка. Заканчиваем про историю и апартеид.

Ну вот, значит — «апартеид». Что это? Это, дословно «разделение». Следует понимать, что, зачастую, все самые людоедские вещи на концептуальном уровне обычно выглядят очень разумно и красиво. Даже у коммунизма в СССР и «расовых законов» нацистской Германии было очень грамотное, взвешенное и разумное человеколюбивое и прогрессивное объяснение. Мы же не хотим лагерей уничтожения и газовых камер, нет-нет, что вы, что вы, мы лишь хотим счастья немецкому народу, чтобы наконец великий немекцкий народ взял свою судьбу в свои руки, чтобы он не был под влиянием и угнетением чуждой нашему народу расы и ее культуры. Мы же не дикари какие-нибудь, все будет культурно и цивилизованно, сначала потребуем чтобы евреи оформили специальную форму документов для пропусков. …потом запретим им ходить в городах по тротуарам… заставим носить определенную одежду… …Ну а потом уже и до концлагерей рукой подать.

В общем такое безумство всегда начинается с того, что «ну вы просто на госуслугах зарегистрируйтесь и получите специальный номер, мы же не дикари, нет-нет, никакого концлагеря, мы просто хотим, чтобы всем было хорошо«.

В общем, как ни удивительно, когда глядишь из нынешнего времени, то, с чего начинался апартеид, он кажется, зачастую, вполне разумной идеей. Смотрите:
«Наша страна глубоко разделена. Белое расовое меньшинство, которое фактически построило эту страну и создало ее богатства, с трудом ее контролирует, переход к демократической системе уничтожит нас, потому что черное большинство относится к нам враждебно, просто потому что мы — другие. Поэтому вот такая идея: нам надо создать территории, на которых не будет «черных», а будем только мы, «белые». А «черные» будут на своих территориях, где, соответственно, не будет «белых». У нас будет большинство «наших», у них, на их землях — их большинство, а дальше уже, раздельно, демократия, и благорастворение.»

Проблема в том, что реализовать такую красивую и логичную в теории схему было практически невозможно. И реализовывали ее совсем не благонамеренные философы, а африканеры со вполне определенными взглядами на то самое «черное большинство». К тому же было понятно, что без «черных» рабочих рук «белое меньшинство» в XX веке на заводах и шахтах справиться не сможет, как не могло оно справиться в XVIII веке без черных рабов на африканерских плантациях. Это значит, что «черные» из белых городов никуда не деваются, просто становятся обложены кучей справок и временных регистраций в Москве пропусков и поводом для полицейских облав и наказаний.

Так, например, большинство городов становились «белыми территориями», но черные работники предприятий-то никуда не девались, просто теперь они должны были жить где-то за пределами города, и на работу добираться «как-то» из пригородов, без транспорта (он тоже стал «белый»). Да, справедливости ради «черным», составлявшим 80% населения нарезали примено 13% территории, назвали их бантустаны Кто это сказал? Нет-нет, это «homeland», мы хотим, чтобы всем было хорошо! Поэтому вы отдаем вам в полное владение ваши собственные племенные территории по состоянию на XVIII век, это будет полностью ваша, самоуправляемая суверенная территория! А, ну да, жителей хоумлендов мы гражданства ЮАР лишим конечно, зачем им два. А для въезда в ЮАР на работу будут нужны визы специальные пропуска.

вот все темные островки (кроме суверенных Свазиленда и Лесото) — это бантустаны-хоумленды.

Работы в этих «хоумлендах», разумеется, не было, в основном они жили распилом племенной верхушкой, управлявшей бантустаном, субсидий из «белой» ЮАР, и организацией всякого запрещенного в ЮАР бизнеса, например игрового. Или вот, например, были очень популярны топлесс-шоу, что африканерская мораль в «белом» ЮАР запрещала, разумеется.

Начавшись с в целом вполне разумной идеи создания этнически и расово однородных территорий для облегчения демократического управления, апартеид далее покатился по привычной в таких схемах колее. В России Гулаг тоже, знаете, не сразу в октябре 1917 года появился.

«Современникам Герцога и Смэтса* казалось, что расистский террор в стране превосходит всё представимое. Но на их место пришёл Малан со своей политикой апартеида, затем Стрейдом, который считал Малана чуть ли не либералом, а после него Фервурд, даже в кабинете Стрейдома прослывший экстремистом»

*Джеймс Барри Герцог, Ян Смэтс — премьеры Южной Африки до-апартеидного периода.

Ну а кто пришел после «экстремиста Стрейдома»? Знакомьтесь, Балтазар Форстер, министр юстиции, полиции и тюрем (1961-1966) премьер-министр (1966-1978), президент ЮАР (1978-1979).

С юности примкнул к радикальным африканерским националистам. Придерживался идей белого расизма. Был решительным антикоммунистом и противником либерализма. В 1939 году вступил в пронацистскую организацию Оссевабрандваг. Выступал за независимость ЮАС от Британской империи, сотрудничество с гитлеровской Германией, против участия во Второй мировой войне. Перевёл на африкаанс «Майн Кампф» Адольфа Гитлера. В 1942 году был арестован за прогерманскую пропаганду. Содержался в лагере с южноафриканскими нацистами, немецкими и итальянскими военнопленными. Освобождён в 1944 году, возобновил политическую деятельность в Национальной партии. Состоял в тайном обществе африканерских националистов Брудербонд.

Прекрасный, просто прекрасный человек, что для поста «министра юстиции, полиции и тюрем», что для «премьер-министра» на 12 лет :-]

Вот так обстояло дело с «деятелями апартеида» в ЮАР.

Что же на «той стороне»?

И тут надо немного остановиться подробнее на личности Нельсона Манделы, потому что, как мне кажется, сводить его исключительно к образу «дедушки Ленина» мне кажется сильным упрощением.

В огромном «Музее истории апартеида» в Йоханнесбурге ему посвящен целый зал («вот его рубашка, а вот его автомобиль»), а так как я травмирован с детства этой вот «ленинской» эстетикой, так что чесаться начинаю при малейшем намеке на таковую, мне захотелось разобраться в этом человеке получше. И вот что получилось.

Я писал вчера, что сегрегация как общественно-политическое явление (а сходная сегрегация была, например, в южных штатах США, см. «Зеленую книгу» хотя бы, и вообще, при всей позорности, это не было какое-то из ряда вон явление в мире) в ЮАР была «всегда». Да, как и в США, «рабство отменили, но кормить по пути к коммунизму никто не обещал«. Она была сильнее и заметнее чем, даже, в США, но, тем не менее, в Южно-Африканском Союзе, предшественнике ЮАР, существовал какой-никакой черный «средний класс». От имени этого среднего класса, учителя, адвокаты, журналисты преимущественно черные и цветные, выступали, организовавшись в «политический клуб» Африканского Национального Конгресса (основан в 1912 году), за постепенное влияние на исключительно белый властный истэблишмент своей страны, стремясь постепенно, без революций, мирным давлением снизу, через «малые дела» убедить изменить политическую систему, и сделать страну более, как сейчас говорят, «инклюзивной».

Успехи были невелики, к тому же часть «черных голосов» стал оттягивать на себя гораздо более радикальный «Панафриканский конгресс«, стоящий сразу на радикально прокоммунистических позициях (ну и кормившийся сами догадываетесь откуда). Но по крайней мере такое движение было, в итоге аналогичное движение в Индии закончилось независимостью и преобразованием Индии, почему бы такому не случиться и в Южной Африке?
К сожалению, белый политический истэблишмент выбрал иной путь.
Некоторое время АНК пыталась бороться, но после расстрела в Шарпевилле в 1960 году, ситуация начала быстро радикализовываться, и сторонников мирного и ненасильственного протеста из АНК стремительно «вымыло». На их место пришли люди с позицией: «Ах вы так, ну, что-ж, вы первые начали, тогда мы тоже будем стрелять». И вскоре в АНК, до той поры мирной и «беззубой» (по мнению радикалов) сформировалось «боевое крыло» под названием Умконто ве Сизве, «Копье нации».

Это была, давайте называть вещи своими именами, террористическая организация, стремящаяся организацией взрывов и покушений повлиять на политический строй страны. Они организовали лагеря подготовки вооруженных террористов в соседних странах (Мозамбике и Анголе), там были военные советники (сюрприз) из СССР, да и просто в СССР готовили и вооружали прилетавших «повстанцев», и воевали они советским оружием.
Классический политический терроризм. Вот ее руководителем, с момента ее создания и до своего ареста и был Нельсон Мандела.

Впрочем, утверждается, возглавлял он ее недолого, потому что после создания в декабре 1961 года до ареста и заключения Манделы в августе 1962, успели они немного, всего несколько взрывов правительственных зданий, в результате которых никто не погиб, поэтому, формально, при нем в руководстве никого не убили. Это факт. Большие жертвы начались уже в 80-е годы, когда ситуация в стране перешла фактически в состояние гражданской войны.

Что бы было под его руководством потом — никто не знает, потому что Манделу задержали, арестовали, и посадили на крайне жестокий режим пожизненно (в итоге он просидел 27 лет), откуда он вышел уже в 1990 году, в совсем изменившуюся страну, в которй начались реформы «сверху», своеобразная «южноафриканская перестройка». Руководство страны наконец поняло, что дальше так страна существовать не может, и решило, что «если не можешь победить — возглавь», потому что иного выхода из кризита нет. К тому времени Нельсон Мандела из полит-терориста и руководителя террористической организации стал общепризнанным символом борьбы против Апартеида (это по своему сложный вопрос, как он, арестованный после всего 17 месяцев активной борьбы, находясь в одиночной камере и в максимальной изоляции в течение 27 лет, таким мог для мира стать, оставляем это для размышления нашим читателям, но такой факт мы имеем)

Фактом сегодня является и то, что практически вся верхушка АНК после своей радикализации в период борьбы с апартеидом, по-видимому как и сам Мандела, втайне были членами Южноафриканской компартии (она была официально запрещена сразу после прихода HNP к власти). Совершенно очевидно, что в те годы АНК и Южноафриканская Компартия в стране слились до степени неразличимости и были, по сути, синонимами.

Интересно, что еще в 1985 году, Питер Бота, тогдашний президент ЮАР, в ходе попытки пока еще очень осторожной попытки национального примерения, пытался выпустить Манделу из тюрьмы в обмен на «безоговорочный отказ от насилия в качестве политического оружия». Мандела ответил отказом в довольно резкой форме. Впрочем, есть версия, что к тому времени Мандела был для радикальной молодежи АНК уже абсолютно безавторитетным никем, и скорее всего его слова ни к чему бы не привели и в ситуации 1985 года выполнить соглашение он бы просто не мог, и он это понял.

Нельсон Мандела был выпущен из заключения Фредериком де Клерком в феврале 1990 года, в ходе реализации указа о легализации АНК, и сразу после этого начались, продолжавшиеся несколько лет переговоры о формировании новых принципов государственного устройства, закончившиеся всеобщими выборами (на которых черные впервые участвовали без ограничений в свободных демократических выборах) в апреле 1994 года, на которых с результатом в 62% победил АНК, и Нельсон Мандела, как лидер партии, стал президентом Южной Африки. Начался долгий и сложный период примирения в стане, раздираемой многими десятилетями взаимных обид, несправедливости, преступлений и мести за них.

Много раз все висело на волоске, например, когда в 1993 году африканерским белым террористом был убит глава АНК Крис Хани, и страна чуть не погрузилась в хаос гражданской войны снова, и только личное вмешательство и обращение Манделы к нации остановило кровопролитие.

Поэтому, оценивая сложную личность Нельсона Манделы стоит помнить не только о фасаде «отца нации», демонтировавшем апартеид.

Сидел ли он в тюрьме «за дело»? — да.

Был ли он, в момент суда над ним, террористом? — да, объективно, он был на момент ареста главой запрещенной террористической организации, планировавшей и проводившей теракты. США вычеркнуло АНК из списка террористических организаций только в 2009 году.

Лично он убил кого-нибудь? — нет, никаких свидетельств.

Был ли он членом компартии ЮАР и контролировался ли из СССР? — нет прямых улик, но, скорее всего — да, наряду с большинством своих товарищей по АНК, по которым такие данные есть.

Обязана ли лично ему Южная Африка тем, что в стране после политического преобразования режима не началась гражданская война по образцу Анголы, Зимбабве или Мозамбика, да практически любой африканской постколониальной страны? — да, бесспорно, лично он удерживал готовую несколько раз начаться такую войну в начале 90-х, это факт.

Получилось ли все так с построением многоэтничного общества, как задумывалось в 1994-м? — увы нет, и не Манделы вина в этой неудаче.

Как же так получилось, что в 1985-м Мандела из тюрьмы еще в довольно резких выражениях отказался прекращать вооруженную борьбу, даже в своей речи в 1990-м, через несколько часов после освобождения он еще говорил о «вооруженном сопротивлении», и, внезапно, вдруг отказывается от продолжения войны и «садится за стол переговоров» с его злейшими противниками? Я, как ни странно, не нашел ни одного внятного объяснения такой метаморфозе. Попробую объяснить то, что пришло в голову мне.

Мне кажется, что причина тут в том, что сел в тюрьму Нельсон Мандела в одном мире, а вышел — в совсем другой. В 1964 был Советский Союз. Он был еще в 1985-м. А вот в 1990-м его уже не стало. Вышел Нельсон Мандела из тюрьмы, осмотрелся, и понял, что самолетов с «калашниковыми» кажется больше не будет. И СССР уже нет, да и России в 1990-м как-то совсем не до Южной Африки и не Африки вообще. И, будучи человеком неглупым, понял, что «надо договариваться». Он не был «людоедом» и, видимо, слепым фанатиком не был тоже. И уж точно не был идиотом. И совершенно точно понял, что альтернатива переговорам ровно одна, вон, Ангола, и Зимбабве прям вот у северной границы, можно посмотреть. Не переговоры — так его «товарищи по партии» устроят завтра же тут такую же кровавую баню. Уверен, что такой судьбы своей стране он не хотел.
Махатмой Ганди он не был. Но бывает такая ситуация, что «жизнь заставит». Ну и хорошо, в принципе. Видимо ему повезло найти правильные слова и правильные поступки, удержавшие страну на этой грани.

При примерно 80% «черных» в стране за АНК в 1994-м, на первых свободых всеобщих выборах проголосвало 62%. Интересные цифры. В 2004-м — 69,6% (лучший результат), с тех пор популярность медленно падала, в 2019-м — 57,51% (пока наихудший результат). На муниципальных выборах в 2021-м впервые популярность для страны в целом упала ниже половины (47,5%), а в Кейптауне — и того меньше, 28%, там традиционно голосуют за оппозиционный Демократический альянс. По карте вообще забавно, чем дальше от Кейптауна — тем популярнее АНК, достигая максимума в Лимпопо, на дальней, северо-восточной границе страны, в самой глуши.

Немного разоблачений заблуждений, интересные цифры и факты, обнаруженные в ходе подготовки текста:

Белые разбегаются из ЮАР.
Это не так. Кто-то уезжает, безусловно, глупо спорить. Кто-то — нет. Число указавших себя как «белый» в 1996-м году составило 4 434 697 человек. Перепись 2001 года, то есть через 6 лет после «политических преобразований», общее число «белых» в стране — 4 293 640 человек, что составляет 9,6% населения страны.
Перепись 2011 — 4 586 838 человек, 8,9%. В процентах к растущему населению незначительно уменьшилось, но не катастрофически, а «в человеках» даже все же чуть приросло.
Остальные группы, что интересно, сохраняют свой «процент» все рассматриваемые годы: 8,9% — Coloured, 2,5% — Indian.
Просто для сравнения, из втрое большей России (~148M) в 1988-1994 годах уехало только в одну Германию около миллиона человек

Страна стала «черной».
Тоже не так. Общее население страны увеличилось с 44 миллионов до 51 миллиона, процент black в нем вырос с 79,0 до 79,2%.

Совершенно нет катастрофических «разов», хотя страна, разумеется «черная», к тому же нынешняя Южная Африка имеет очень большую проблему с плохо контролируемой иммиграцией из своих «черных» стран-соседей, где дела бесконечно хуже.
«Как могло бы быть, если» показывает пример соседней исторически близкородственной Родезии/Зимбабве. В 1969 году белых в стране 4,48%, при этом в столице Солсбери — 25% — белые. Сейчас (2009) — менее 1%.

Города пустеют.
Нет, напротив, идет явная урбанизация. Одни из самых приросших населением регионы за эти годы это как раз «городские» провинции, Gauteng (Йоханнесбург и Претория) (8,8M -> 12,2M) и Western Cape (Кейптаун) (4,5M -> 5,8M).

Страну захлестнула преступность
Ну, с преступностью все действительно совсем не хорошо, согласен, но при этом график преступности выглядит вот так:

То есть после 1994 года, года отказа от апартеида, виден почти такой же резкий спад, как и рост в десятилетие последнего катастрофического кризиса общества в 80-х. Правда сейчас опять виден постепенный рост, увы. Хотя с учетом увеличившегося за это время населения и не такой большой, как бы мог. Так что — нет, катастрофы с преступностью нет, хотя, повторюсь, безопасным местом ЮАР конечно же не является. Преступность высокая, но она не «захлестнула в результате отмены апартеида», а как раз — наоборот, после отмены она снижалась.
Отдельной строкой, для читающих жопой бегло:
Я НЕ говорю, что в ЮАР нет преступности, и что это безопасная страна. Я только опровергаю утверждение, что преступность в ЮАР выросла после отмены апартеида.

Итоги: Южная Африка прошла в XX веке через поистине кошмарный опыт «социального эксперимента» во многом сравнимый с советским и германским, он затянулся на десятилетия, и именно он привел страну к тому, какая она сейчас. Именно этот эксперимент создал ее проблемы сегодня, и я склонен согласиться, что «страна развалилась» не в 1994-м, бомба была заложена в 1948-м году, когда вместо решения проблемы многоэтничного разделенного общества, вместо интеграции, которую выбрали все прочие страны (многоэтничных обществ в мире много, начиная от США), был выбран путь «фиксации» и «заметания под ковер». То, что эта бомба рванула в 80-е было только вопросом времени. Потеряв весь XX век, Южная Африка пытается выбраться из сложившейся ситуации, и это теперь будет непросто. Но уже то, что, практически единственной в постколониальных странах Африки, она прошла смену политической системы без «черного передела» и резни, это уже очень большой результат.

Кстати, отдельная интересная тема как южноафриканское общество пыталось и пытается осмыслить и пережить последствия десятилетия взаимного насилия, пропаганды и агрессии рассматривается в книге Николая Эппле «Неудобное прошлое», там, наряду с Испанией и Аргентиной, например, есть и ЮАР, дабы не раздувать пост я просто сошлюсь туда, на их, очень оригинальный, не встречавшийся в других странах и интересный опыт.

Ну чтош, разделался я, наконец, с затянувшейся исторической справкой, можно и про путешествие начать. Вскоре воспоследует!

Южная Африка. Откуда взялся Апартеид.

Итак, в прошлый раз мы остановились на том, что после того, как в результате англо-бурской войны (двух войн подряд, на самом деле), случившихся на территории Южной Африки в 1899-1902 году, образовалась нынешняя Южная Африка, как союз британской колонии в области «кейпа», Мыса Доброй Надежды и Кейптауна, а, вернее, больших, более чем тысячекилометровых территорий вокруг, она сейчас занимает 58% территории Южной Африки, впрочем, слабозаселенных за пределами Кейптауна, а также Оранжевого свободного государства (это его такое полное официальное название) и Трансвааля, двух бурских республик, образовавшихся в XIX веке в результате «исхода» буров с территории Капской провинции.

Напомню, что к XX веку на территории Южной Африки сложилось любопытное и непростое государственное образование разных этносов и народов. А именно: две различные, и местами сложно относящиеся друг к другу группы «белых», а именно так называемые «англоафриканцы» и «африканеры». Первые — это потомки переселившихся в XIX веке в Южную Африку жителей Британской империи, вторые — потомки (первоначально религиозных) переселенцев из Нидерландов, Северной Германии и Франции. Имя «буры» в XX веке выходит из активного словоупотребления, и остается как такое изрядно насмешливое название «деревенщины». Оно, в общем, и понятно. Потомки буров, которые уже не «в армяке и лаптях, с капустой в бороде», но все равно, говорящие на африкаанс и живущие в провинциях бывших бурских республик, считающие себя носителями особой социокультурной общности, стали называть себя «африканеры».

Соотношение их было примерно 40/60, то есть 40% англоафриканцев, англоговорящих, проживающих преимущественно на юго-западе страны, ориентированных культурно и исторически на Британскую Империю, считавших себя победителями в англо-бурской войне, и так далее, и 60% «африканеров», говорящих на африкаанс, исторически питавших симпатии к Германии, Голландии и вообще «старой Европе», проживающих преимущественно на территории бывших бурских республик в центре и на северо-востоке, и долгие годы лелеявших ресентимент за поражение, и прежде всего идеологическое, в англо-бурской войне и стремившихся хоть так, хоть сяк насолить Британии и ее «ставленникам».

Отдельно уточню, к моменту нашего разговора, это все не «понаехавшие из своей Европы европейцы», это люди, которые жили в Африке уже третье-четвертое (иногда и дольше) поколение. Это не приезжие, они тут родились, это их единственная земля. Они жили и трудились на этой земле уже поколениями, создавали то, чем страна стала. Но кожа у них белая и этнос — европейский. Они не более «переселенцы», чем «переселенцы» — итальянцы или евреи в США, предки которых переехали туда в XIX, например, веке.
Суммарно это было в стране этническое меньшинство, но, исторически, им, этим двум группам, принадлежала власть, земля и основные богатства страны. «Меньшинство», потому что суммарно оба белых «суб-народа» Южной Африки составляли примерно 20% населения, вместе.

Конечно было большое сообщество «черных», которые до поры до времени рассматривались как единое целое, но, по факту, единства у них оказалось не больше, чем у англоафриканцев и буров, потому что внутри себя «черные» преотлично различали нама, кхоса, зулу, тсвана, и еще множество «черных» народностей со своими языками, так, например, в сегодняшней постапартеидной ЮАР семнадцать официальных языков. английский и африкаанс, плюс еще пятнадцать языков разных «черных» народов, населяющих ЮАР. Еще не следует забывать про примерно 10% так называемых «цветных», это потомки от смешанных браков за несколько веков освоения Африки (не только между «белыми» и «черными», кстати). Ну и еще некоторая кучка, например около 2% населения ЮАР это этнические индийцы, компактно проживающие в районе Дурбана в Натале, они там оказались еще во времена Британской Империи. Итак, 20 процентов разных «белых», 70 процентов разных «черных», и 10 процентов разных «цветных». И вот со всем этим богатством давайте попробуем взлететь, ну то есть построим устойчивое государство.

К концу Второй мировой войны, когда стало понятно, что Британская Империя империей быть перестает, возникла идея попробовать придумать, как жить дальше, если придется строить независимое государство. И тут выяснилось, что в политическом истеблишменте существует две ровно противоположных позиции того, «как жить». В результате исследования, проведенного экспертами по заказу правительства Яна Смэтса, был выдвинут проект постепенной либерализации и включения «черного» большинства в политическую и культурную жизнь. При этом надо понимать, что к тому моменту цветные худо-бедно, с ограничениями, но на территории британской Капской провинции уже лет 50-70 как голосовали на выборах, имели свое представительство в органах власти и так далее. Был какой-никакой средний класс, были черные врачи, адвокаты, учителя, журналисты и писатели. Африканский Национальный Конгресс (не нынешняя «партия власти», а тот, «до 1948 года») это была партия среднего класса черных африканцев, также как Индийский Национальный Конгресс, в Индии, соответственно, они стремились играть политическую роль национальнального большинства. То есть ошибкой было бы считать, что «белые» — это исключительно «цивилизация», которые, к XX веку в Южной Африке, правили массой черных, которые ходили в набедренных повязках, с кольцом в носу и каменными топорами. Совсем нет. Мохандас Карамчанд («Махатма») Ганди начинал как адвокат именно в Южной Африке (и, собственно, известная история с расовой нетерпимостью в поезде толкнула его на путь политического активизма именно там). Но сам факт того, что индиец-адвокат мог вести дела, пусть в своей общине, но все же как полноценный судебный адвокат, уже говорит о том, что «черное большинство» совсем не было на момент, о котором речь, каким-то стадом неолитических дикарей.

Так вот. В пику первому докладу комиссии Фэгана, предлагавшему путь осторожной и постепенной интеграции черного большинства в политическую жизнь, развитие среднего класса и создание устойчивого общества через этот путь (да, сегрегация, да, медленно, ну, в конце концов, мы цивилизованные люди, на дворе XX век), группа консервативных политиков и экспертов («комиссия Зауэра«)неожиданно выдвинула свой контрпроект, в котором предлагался полностью обратный путь. Вместо интеграции — полное разделение и взаимная изоляция белого и черного сообщества на территории страны. При этом в документе на полном серьезе оперировали терминами о «расовой неполноценности», «природной сексуальной распущенности» и «изначальной генетической ущербности» и прочее и прочее.

Напомню, в мире конец 40-х XX века, через 9 лет спутник в космос запустят, только что в Европе закончилась война с Гитлером, и, казалось бы, на идеях расизма нужно уже было поставить большой жирный крест, ну, ок, хотя бы не оперировать ими в государственной политике. Но нет, вот, пожалста.

Дальше просиходит реальный accident. На выборах 1948 года выигрывает, внезапно, не обычная, до той поры много лет находящаяся у власти United Party (UP), исторически бывшая коалицией разнообразных демократических сил Южной Африки, а оппозиция, Herenigde Nasionale Party (HNP), африканерская «воссоединенная национальная партия». HNP давно брала большинство на бурских территориях, но более населенная Капская провинция и «цветной» Наталь обычно голосовали за UP и обеспечивали ему победу (при этом, надо понимать, что даже в глубоко африканерском Трансваале вполне изрядное количество белых голосовало за UP, а не за националистов, и вообще, совсем не все белые поддерживали апартеид ни тогда, ни потом).

Формально, даже на тех выборах 1948 года UP в абсолютном числе проголосовавших, получила большинство, 49% голосов всех избирателей.
Суммарно HNP и ее союзники, еще более правая Afrikaner Party получили 42% голосов избирателей. Но хитро нарезанные избирательные округа, которых было больше (но мелких) в сельской «бурской» местности и больше (но крупных) в городах привело к тому, что в парламенте оказалось, что у UP мест 65 (из 153), а у HNP + AP — 79!

Так бурские националисты выиграли впервые, и с тех пор не проигрывали выборы почти 50 лет!

Как это так у них удачно получилось? Нууу… Не нужно ничего выдумывать сложного. Они поменяли избирательное законодательство. Казалось, на тот момент, что оно достаточно хорошо защищено от такого hijacking-а, для его изменения по конституции нужно было супербольшинство в парламенте, в 2/3 голосов. Но сперва HNP увеличило состав Сената, верхней палаты (для этого решения было нужно простое большинство), затем сменив Сенатом состав Верховного суда, а потом, получив достаточное количество сил, дошел черед и до избирательного законодательства, в котором лишили права голоса «цветных», то есть, прежде всего потомков смешанных браков и разнообразных жителей Британской Империи, живших в ЮАР, индийцев, например. Все «цветные», понятное дело, всегда голосовали за UP (ну не за националистов, не считающих их за людей же им голосовать, смотрите результаты по Наталю). Так UP махом лишилась минимум 10% голосов. И дело в шляпе.
Все произошло стремительно, к 1951 году страна радикально изменилась, так как, сюрпрайз, предыдущий план интеграции был выкинут в ведро, и на стол правительству лег план того, что следующие 40 с лишним лет стало носить название «Апартеид», то есть максимальное политическое и бытовое разделение наций в стране.

Вообще, когда читаешь про 40-50-е годы в Южной Африке не можешь порой избавиться от ощущения «Нет, стоп, не может такого быть, это просто фантастический злобный бред какой-то! Не может такого происходить в XX веке! Это какой-то морок, наваждение и злое фэнтези.»

Ну, пример. После прихода к власти HNP, националистической африканерской партии у власти встала группа людей, входящих в тайное общество Broederbond. Вот реально, настоящее тайное общество, (17 тысяч человек на пике своего размера), с клятвами и обрядами, объединяющее, нет, не оппозиционных политиков, не каких-то там жидомасонов, нет, людей во власти, правительственных чиновников, глав спецслужб, представителей церкви. То есть вот есть правительство, парламент, правительственные комиссии, люди в пиджаках и очках, да, а над всем этим — тайное общество Брудербонд, такая африканерская (анти)масонская ложа, принимающая закулисные решения в своем кругу. И практически все руководство партии власти, с 1940-х по 1993-й, когда существование Брудербонда было рассекречено и он перестал быть такой «ложей», будучи государственными служащими и членами правительства, состояло в этом тайном обществе.

Большинство партийной верхушки HNP в годы Второй мировой войны, в которой, напомню Южная Африка была в составе Британии и воевала, формально, против Германии, состояло в военизированной организации Оссевабрандваг, «Стражи воловьей повозки» (отсыл к событиям Великого Трека), которая, цитирую Википедию:

«организация пронацистски и антибритански настроенных африканерских националистов в Южно-Африканском Союзе 1939—1952. … Располагала военизированным формированием. Вела агитацию и осуществляла силовые акции против Британской империи, в поддержку Третьего рейха. … За период 1939—1941 численность Оссевабрандваг возросла с 20 тысяч до 300—350 тысяч человек. В структуру Оссевабрандваг входило военизированное формирование Стормьярс … Боевики совершали диверсии, взрывы на железных дорогах и линиях электропередач, нападали на военнослужащих.
В 1952 Оссевабрандваг влилась в правящую Национальную партию и прекратила самостоятельное существование.
Многие бывшие члены Оссевабрандваг стали крупными политиками и государственными деятелями ЮАР эпохи апартеида. Наиболее известны Балтазар Форстер (премьер-министр в 1966—1978), Теофилиус Дёнгес (министр внутренних дел в 1948—1961), Хендрик ван ден Берг (руководитель Бюро государственной безопасности в 1969—1978), Питер Бота (премьер-министр в 1978—1984, президент в 1984—1989).»

Вот вам, в качестве вишенки ее эмблема:

И вот в руках у таких ребят оказалась страна в и так довольно непростом положении своего общества.

Что-ж, продолжим завтра. Обещаю завтра наконец закончить про апартеид и начать про сегодняшнюю Южную Африку и нашу поездку.

Южная Африка. История. Продолжаем.

Итак, однажды бур, приезжая за новой сноповязалкой в город, обнаруживал там чужих. «Понаехали иностранцы!» — зло цедил он, сплевывая табачной жвачкой. «Ишь, отродье Велиалово! Штаны узкие, космы до плеч, сатана их побери! Нет, мир меняется к худшему, как еще дед мой, блаженной памяти Яакоб ван Моорен, царствие ему небесное, говорил.»

И мир менялся. Кейптаун наполнялся англичанами. Нельзя сказать, что ехали в Южную Африку одни лорды и леди, скорее наоборот. Это была, конечно не Австралия, куда вообще в основном одни каторжники ехали, и то не по своей воле. В Южную Африку часто ехали «начать новую жизнь». Иногда по своей воле, иногда не вполне. Дело в том, что в Англии после Наполеоновских войн дела в стране шли не очень. Бедность до откровенной нищеты разъедала страну. И вот, оказалось, что у Британии, отойдя по какому-то там мирному договору, оказывается голландская Южная Африка. Нидерланды-то были под Наполеоном, а Наполеон проиграл. Значит можно пощипать союзников вражины. Британия мимо такого удобного для морской империи куска земли никак не могла пройти. Так что в первой половине XIX века в Кейптаун поехали англичане. И не будь они англичане, если бы не занялись там коммерцией и промышленностью.
Не, эти не молиться и пахать на волах приехали, куда уж там.

И бурам это все ну очень не понравилось. Еще меньше им понравилось то, что в 1834 году Британия официально запрещает рабовладение в Южной Африке.

«- Э-э.. Это как это?.. Вы чего это, а?..» — только и смогли сказать буры. Практически все хозяйство буров базировалось на использовании труда черных слуг, а, зачастую, и просто рабов. Ну, вы представляете себе масштабы их поместий. А никаких тракторов еще не было и в проекте. Все на руках. Конечно обычно и сам хозяин пахал, и сыновья его. Но все равно без дополнительных рук тут ловить было нечего.
Нет, справедливости ради конечно надо сказать, что рабство у буров было все же скорее «библейское», это были все же не плантации хлопка в Луизиане с тысячами рабов на них, свезенных из Африки через море и цепями за ошейник скованных. Рабы и слуги чаще были «домашние». Но факт есть факт. Рабство было. А теперь его надо было прекращать. Несмотря на то, что в Библии ничего про такое не было, а значит, Сатана их побери, вот правильно говорил старина Хуберт ван дер Гроот, не слушали мы его, дурни, не будет нам тут покоя, пока эти, в узких штанах тут всем теперь заправляют. И Богу они не тому молятся. И не так. Племя Велиалово. Тьху!

Так что ничего удивительного, что в 1835-1840 годах начинается великий исход буров из пределов Капской провинции на восток. Буры просто собирали свои пожитки, грузили все хозяйство на огромные тяжелые телеги, запряженные волами, и, со скоростью 3-5 километра в час уходили огромными караванами на Восток, на еще неосвоенные и нетронутые земли. «Ничьи», как считали они по привычке.

Я уже писал в прошлом посте, что это люди, которые читали одну только Библию (и сельскохозяйственный календарь за прошлый год), поэтому ничего удивительного, что, для людей, которые любое событие в своей жизни соотносили с библейской историей, Великий Трек, как его стали называть, или Die Groot Trek на африкаанс, стал соотноситься с исходом евреев из Египта на поиски новой обетованной земли. И до сих пор это большой символический акт для потомков тех буров.

Надо сказать, что буры уходили не одномоментно и уже не в пустоту. Уже в конце XVIII века на восток уходили «трекбуры», первые переселенцы на Север и Восток континента. Давление со стороны «мира» нарастало, ну и англичане, надо сказать, далеко не всегда вели себя как джентльмены. И то правда, джентльмены все в Париже Лондоне остались.
С 1799 англичане начали набирать «цветных» в войска, и использовали их для разборок с недовольными бурами. С 1809 года черный слуга мог судиться с белым тем же судом, что и для белых (видано ли такое, Господи всемогущий!), с 1820 года отменили преподавание на африкаанс, и теперь школы учили только на английском, а в 1825 году обмен денег был проведен по грабительскому для фермеров и их серебряных «риксдаллеров» курсу.
Так что ничего удивительного, что за время Die Groot Trek за 10 лет медленно, со скоростью воловьих повозок, Капскую провинцию покинули примерно 15 тысяч буров. И это оказалась почти треть ее населения.

Проблема в том, что идущие на Восток буры стали в своем движении сталкиваться с черными народами, и это были не, в общем, мирные и тихие готтентоты-нама, Это были движущиеся им навстречу племена огромной племенной семьи Банту, такие как Кхоса и Зулу (зулусы). Воинственные, активные и хорошо организованные, за почти тысячу лет свой экспансии по Африке, начавшейся где-то в ее центре, захватившей к XIX веку бОльшую ее часть. И всем эта встреча очень не понравилась. Ведь Кхоса и Зулу жили на своих землях уже не один век. Они появились на востоке Южной Африки еще примерно в VI веке, и совершенно по праву считали эти земли своими. Так что дружба между «этими черными» и людьми, которые черных обитателей Африки воспринимали исключительно как животных и рабов как-то с самого начала не задалась.
Начались тяжелые кровопролитные столкновения. Отдельные бурские колонны, особенно далеко продвинувшиеся на восток, были окружены и истреблены. Однако, тем не менее, как-то отбившись (а ребята они были суровые и крепкие, пусть и не слишком резво соображавшие), бурам удалось построить два новых «бурских» государства на территории Южной Африки, кроме британской Капской колонии, которую они покинули, это были «Оранжевое свободное государство» (в центре нынешней ЮАР, за рекой Оранжевой) и «Трансвааль» («за (рекой) Вааль», еще дальше, на крайнем северо-востоке современной ЮАР)

Тут еще следует немного сказать вот что. Исторически, образ буров для большей части всего мира, и в особенности для России, был очень романтически-привлекателен. Ну как же, гордые сыны земли, отринувшие диктат Империи, боровшиеся за право жить согласно христианским заповедям предков, так как им хочется на свободной земле! А уж в случае России, где Британия — геополитический противник прям вот с той истории, как королева Елизавета засунула Ивана Грозного во френдзону, и мы с тех пор воюем как можем с англосаксами (то есть с Альфредом Кровавый Топор и Эльфстаном Меховые штаны, очевидно), так и того более, и когда, наконец, в самом конце XIX века Британия все же схлестнулась с бурами в открытой войне (англо-бурская война, ее называют первой войной XX века, несмотря на то, что началась она его наступления по календарю, отправлю интересующихся темой к «Истории англо-бурской войны» Артура Конан-Дойла) из России даже ехали добровольцы, воевать на стороне буров. Еще бы, о приключениях отважных буров, воюющих с англичанами писал, например, Луи Буссенар «Капитан Сорви-голова», помните, наверное, или хотя бы слышали название?
Но при этом, надо понимать, что в реальной жизни буры были, в общем, не самыми приятными людьми, и сражались не за самые приятные идеалы. Это были твердолобые «рогатые» фанатики-кальвинисты, борющиеся за право владеть рабами, убежденные расисты, главный герой буров, президент Трансвааля Пауль Крюгер с гордостю говорил, что читал в своей жизни только Библию, и до конца жизни в 1904 году считал Землю плоской.

Война между бурами и англичанами закончилась в итоге тяжелой победой Британии, и был установлен «Южно-Африканский союз» из британской и двух бурских земель. В память об этом «старый», до отмены апартеида в 1994 году, флаг ЮАР нес на себе флажки Великобритании, Оранжевого свободного государства и Трансвааля, соответственно.

И хотя отношения между «бурами» и «англичанами» если и потеплели (на незначительную величину), но, в общем с тех пор были более-менее в русле нормы, пока после Второй мировой войны (в которой Южная Африка, как британский доминион, воевала с Германией, пусть и к угрюмому неудовольствию населения бурских, а значит отдаленно родственных немцам, провинций) в 1948 году не случились выборы, на которых вместо обычно их выигрывавшей в те годы Union Party, обычной такой демократической партии «всего Южно-Африканского союза», их выиграла националистическая бурская партия из Трансвааля.
И началось…

Но тут наступило утро, и Шахразада прекратила дозволенные речи…

Южная Африка. История.

Итак, что же мы знаем про Африку в целом, и Южную Африку как страну, в частности?

Мы любим посмеиваться над «глупыми иностранцами», для которых вся Россия покрыта taiga, в которой ходят люди с balalaika и пьют vodka с медведями. Ну, немножко утрирую, но примерно 8 из 10 встреченных мной иностранцев всегда удивляются, что в России не все время зима, и там не всюду тайга и gulag. Оставшиеся 2 из 10 в России уже бывали :)

Но в отношении Африки мы, как я заметил, ведем себя примерно также. Ну, что бы знаем про Африку? Мы конечно же помним с детства, что в Африке — акулы, в Африке — гориллы, а также большие, злые крокодилы. Там едят людей. Еще мы точно знаем, что там пустыня и негры. Одновременно там — джунгли (продвинутые вспомнят слово «саванна», хотя и затруднятся описать, что это). Если покопаться в памяти и сознании, то наверное у старшего поколения всплывет про то, что там негры борятся за независимость против белых колонизаторов. Очень уж нам в свое время этими борцами за свободу, Патрсом Лумумбой и МПЛА-Партией Труда мозг в детстве выели.

Но, в общем, знания эти поразительно отрывочны и фрагментарны, и из них никак не складывается картина того, что же такое Африка, и уж тем более Африка — сегодня. Я уже в прошлом посте приводил пример того, как искажено наше восприятие искажениями карты, да и вообще Африка — это какая-то (очевидный оксюморон, но тем не менее) периферия мира. Отчасти такая огромность Африки ведет к тому, что целиком она в осознание среднего человека не помещается, и это, в целом, как раз понятно.

Где-то рядом с Патрисом Лумумбой, Эдуарду душ Сантушем и Робертом Мугабе, антиколониальной борьбой каннибалов за свои права в песках Сахары, живет у нас в сознании история про ЮАР и апартеид. Правда немногие могут толком объяснить, что это за апартеид такой, и в чем его смысл, помнят только, что это про то, как угнетали черных, а потом он кончился, и черные стали угнетать белых. Это мы твердо помним.

Ладно, будет мне ёрничать, я вам историю обещал? Будет история.

Началось все, собственно, с того момента, когда Васко да Гама (это один человек, а не два, как могло бы показаться, все-все, молчу) обогнул на своем пути в Индию Африку с юга, обнаружил мыс, за которым побережье Африки поворачивало на север. И стало понятно, что такое место никак не сможет обойтись без береговой базы.
Как-то так получилось, что именно португальцы этим никак не занялись. Ну, высадились, вкопали крест на берегу, но этим и ограничились. Всерьез освоением южной оконечности Африки занялись уже голландцы, которые в следующем веке постепенно перехватывали у португальцев инициативу в плавании на Восток. Именно они основали на месте нынешнего Кейптауна на берегу удобной бухты небольшое поселение, несколько сотен человек населения которого занималось выращиванием свежих овощей для пополнения запасов и ремонтом кораблей. При этом, что интересно, поселение принадлежало не Нидерландам, как таковым, а Голландской Ост-Индской компании, и было, фактически, частным предприятием. При этом совершенно не заинтересованным в освоении собственно земли, на котором располагалось.

Вскоре известия о новой земле достигли метрополии, и на нее потянулись люди, которым в тогдашней Европе жить было некомфортно. Прежде всего это оказались, конечно же, разнообразные религиозные «нонконформисты». В Европе тогда бушевали кровавые религиозные войны, поэтому идея найти себе «другой глобус», подальше от всего этого безумия, Тридцатилетних войн и прочего, была вполне понятной и объяснимой. И поэтому первыми переселенцами, ставшими не просто «командировочными от Ост-Индской Компании», а именно приехавшими сюда жить «навсегда», стали разнообразные нидерландские и северогерманские протестанты, со взглядами, обычно, радикальнее лютеранства и вообще религиозного мэйнстрима. Люди это были простые, суровые, работящие и истово набожные христиане. Именно из них возник тот народ, который мы знаем сегодня как «буры».

Итак, «буры», это потомки белых переселенцев из Нидерландов, Германии, Франции (помните гугенотов?), перехавших в Южную Африку, поселившихся на неосвоенных землях и ставших там жить уже «навсегда». К моменту начала всех событий это было, зачастую, уже второе-третье поколение, живущее на этой земле. Говорили (и, кстати, говорят до сих пор) на языке, который называется «африкаанс». Язык этот, при беглом взгляде на него, очень похож на какой-то диалект голландского, да, собственно, им и является. Это язык, развившийся из староголландского, в XVII веке принесенном сюда переселенцами, да так и оставшемся изолированным, и развивавшемся как «боковая ветвь» от того голландского языка.

«Cape of Good Hope», мыс Доброй Надежды.

На тот момент, так получилось, земли на краю Африки не были населены. И тут мы вступаем на довольно зыбкую почву. Дело в том, что тезис о «пустой земле» был долгое время одним из главных аргументов сторонников идеи о том, что «белые» в Южной Африке по праву владеют землей, бывшей на момент их приезда «ничьей», и «черные тут никто». Тут есть некоторая сложность, на которой стоит остановиться.

Дело в том, что, если мы посмотрим на карту, мы увидим, что собственно сам «кейп», то есть территория вокруг Кейптауна, откуда началось заселение Южной Африки, отделен от собственно материка грядой гор.

Именно эта горная гряда создает тот уникальный климат Кейптауна и окрестностей, и именно она отделяет этот регион от остальной страны. На север, в направлении Намибии простирается огромная выжженная степь, переходящая в пустыню, и идет до Намибии и далее до Анголы (колоритное название атлантического побережья Намибии — «Берег Скелетов»). На восток — такая же сухая и неприветливая степь. Вот, на карте плотности населения хорошо видно ситуацию с плодородием страны в целом:

Яркое бордовое пятно внизу слева, отделенное бледно желтым полем — Кейптаун и окружающие его земли. Далее вдоль побережья северовосточнее — зулуленд и бывшие бурские республики, ярко-бордовая пятно на севере — Йоханнесбург.

Поэтому, когда первые колонисты прибыли на территорию Кейпа, они не увидели никакой освоенной (с их точки зрения) земли. Потому что для европейца-земледельца «занятая земля» — это распаханная и обрабатываемая земля. Земля, на которой есть постоянные поселения, города. Этого всего не было. Но были ли там люди? Люди там были. в это время на территории от Кейпа и в степи до нынешней Намибии жили немногочисленные народы группы нама (раньше мы их знали под названием «готтентоты», но сейчас это неиспользуемое название), занимавшиеся кочевым скотоводством. Землю они не обрабатывали, они были кочевники. Сегодня они пасут стадо тут, в следующем сезоне — ушли куда-то туда. Для европейского переселенца-крестьянина это не означало что «земля занята». И он считал себя вправе расценивать эту землю как «ничью», пустую, и стал ее распахивать,обрабатывать как «ничейную», и стал считать своей.
Тогда, в XVII-XVIII веке это звучало вполне справедливо. Сейчас мы считаем иначе. Сейчас мы вполне признаем право кочевых скотоводов также рассматривать землю, где они кочуют, как свою, несмотря на то, что они «не пашут, не строят».

Но, справедливости ради, следует сказать, что земля «за горами» была для кочевых скотоводов неудобной, «по их сторону гор» от Кейпа была безбрежная степь, и куда больше места. А вот для земледельцев земля «по эту сторону» оказалась совершенно уникальной. Если мы посмотрим широту Кейптауна, то увидим, что, будь он в северном, нашем полушарии, это был бы район южного Средиземноморья. Но в отличие от побережья Северной Африки, оно окружено не адским жаром бесконечной Сахары, а двумя холодными и влажными океанами, Атлантическим и Индийским, а от собственно пустыни оно отделено теми самыми горами. Поэтому климат Кейптауна и окружающих равнин — практически итальянский или французский, то есть гораздо более умеренный и влажный. Совершенно непохоже на то, что мы привыкли считать «Африкой», да?

Поэтому споры о «пустоте» земли на момент прибытия колонистов фактически упирается в то, считаем ли мы кочевое скотоводство нативных племен знаком занятости, или «занятостью» считается только оседлое земледелие.

Тут еще надо помнить, что люди, которые впервые начали осваивать эти земли, они были, как бы так сказать-то… Очень верующие. Собственно такая истовая вера и была одной из причин, отчего они отправились фактически «на Марс» (для тогдашнего человека). Протестанты (по крайне мере тогда) были конечно люди грамотные в смысле умения читать. Но книгу они при этом читали ровно одну — Библию. И все, что их окружало, все события, которые с ними происходили, и все, так сказать, «социальные модели», которым они следовали, они брали целиком из книги, описывающей общество в Иудее примерно двух с половиной тысячи лет давности. И все события в своей жизни они параллелили так или иначе с событиями, описанными в Библии.
И если Библия считает «цивилизованным» и, следовательно, более значимым и важным человека, «живущего в шатрах», против «искусного зверолова и человека полей» (см историю Исава и Иакова), то не то, что «грех таким не воспользоваться», это значит, что так оно и есть, алиллуйя, открылась истина.
В общем, такую «деформацию восприятия» стоит держать в голове. Оно еще пригодится в истории впереди.

Так что, «переселенцы на Марс» высадившись с корабля через полгода мучительного пути на новую землю обнаружили там практически «Землю обетованную». Пустой плодородный край с умеренным и благодатным климатом… И… никого! Ну, в смысле там были какие-то… м-м… черные, со своими немногочисленными стадами тощего и полудикого скота, но… Во -первых — черные, что там в Библии по этому поводу сказано? А, вот: «потомки Хама», «предназначенные служить народу Израиля», то есть нам, это мы уже поняли. Рабство, кстати — вот, да, сколько угодно.

Так и пошло. И продолжалось какое-то время. Буры распространились по Капской провинции, жить какими-то городами они не стремились, их идеал был — сельскохозяйственная семейная община, живущая по ветхозаветным правилам и идеалам, и начали пахать на волах, молиться, и слушать Радио Радонеж, и не особенно интересовались, что за это время происходило в мире, довольные хотя бы тем, что их, наконец, оставили в покое.

А в мире тем временем восходила новая морская империя — Британия, а старая, голландская — закатывалась. И конечно же новая Империя не могла пройти мимо такого стратегического куска земли, как Южная Африка. Так что ничего удивительного, что в начале XIX века, как раз после окончания Наполеоновских войн, в Кейптаун хлынул поток англичан. Одновременно с этим, независимо, в конце XVIII века пришли в движение племена огромной африканской семьи Банту, вот уже тысячу лет постепенно движущиеся из центра и с восточного побережья Африканского континента вниз, на ее Юг.

Продолжение следует.

Криптовалюты

Вот наверное в прошлом каких-нибудь держателей акций «Британской Ост-Индской компании», а то и акционеров флибустьерства времен Испанской войны, тоже щемили современники, мол, «покупатели воздуха», «пузырь», «ловцы быстрого обогащения», нет бы шиллинг к шиллингу складывать, получить от дедОв наследство и преумножить трудом от земли, шерсть, ячмень, вот это все, понятное. Нувориши, польствшиеся на сотни процентов прибыли.

Теперь-то это солидные «old money», преобразованные в какой-то момент в особнячок в Белгравии, и поместье в Эссексе. А когда-то тоже была «пирамида», да еще и лопавшаяся с завидным постоянством.

Наверное и с биткойном будет так же, ну, через сто лет.

Александр Ерсин

Еду я давеча в Ня Чанг автобусом, проехали Камрань, такое, известное название. До 2002 года там находилась одна из немногих оставшихся зарубежных военных баз СССР, перешедшая России. Бухта Камрань — одна из немногих глубоководных бухт на этом сравнительно мелководном побережье, позволяющая держать в ней морской военный флот. Вот, значит, как американцы из Вьетнама ушли, так Вьетнам сразу базу в Камрани передал Советскому Союзу. В 2002-м ее наконец вывели и закрыли по недостатку средств содержать, но название знакомое любому, интересующемуся историей военно-морского флота. Проехали, едем дальше в Ня Чанг. Я вспоминаю историю злосчастной Вьетнамской войны, посматриваю на карту, как мы приближаемся к финишу, и вдруг недалеко от дороги, где мы едем, вижу отметку достопримечательности: «Могила Александра Ерсина«.

Ну, что мне конечно же приходит в голову? Конечно же какой-нибудь отважный «китайский доброволец» летчик Ли Си Цын, или какой еще советский «военный советник» на Вьетнамской войне, тем более вон и советская военная база рядом. Полез смотреть. И, оказалось, ошибся, да еще как!

Александр Ерсин (Alexandre Émile Jean Yersin) — швейцарско-французский ученый микробиолог (1863 — 1943), ученик Луи Пастера и Роберта Коха, обнаружил и исследовал дифтерийный токсин, обнаружил и описал возбудитель чумы, бактерию Yersinia pestis, с 1890 работает в Юго-Восточной Азии, проводит климатические, топографические, антропологические и экономические исследования, с 1882 года работает врачом во Вьетнаме. В 1884 году, во время эпидемии чумы в Гонконге впервые выделяет, надежно идентифицирует и экспериментально исследует возбудитель чумы, разрабатывает методы предотвращения заражения, связывая чуму и распространение грызунов-переносчиков. В 1896 году разработал и применил сыворотку против чумной бациллы в Гуанчжоу, во время очередной вспышки чумы. Основал медицинский колледж в Ханое, занимается выращиванием каучуковых деревьев во Вьетнаме, фотографирует и еще много-много всего. Кавалер Ордена Почетного Легиона (1939), умер в 1943 году, считается одним из национальных героев Вьетнама. Работал как раз неподалеку от нынешнего Ня Чанга, поэтому его могила как раз тут.

Кто бы мог подумать, как я ошибся, и какая интересная история открылась.

Про путешествия и нет

«Я вспомнил, что путь этот уже не Магелланов путь, что с загадками и страхами справились люди. Не величавый образ Колумба и Васко де Гама гадательно смотрит с палубы вдаль, в неизвестное будущее: английский лоцман, в синей куртке, в кожаных панталонах, с красным лицом, да русский штурман, с знаком отличия беспорочной службы, указывают пальцем путь кораблю и безошибочно назначают день и час его прибытия. Между моряками, зевая апатически, лениво смотрит «в безбрежную даль» океана литератор, помышляя о том, хороши ли гостиницы в Бразилии, есть ли прачки на Сандвичевых островах, на чем ездят в Австралии? «Гостиницы отличные, — отвечают ему, — на Сандвичевых островах найдете всё: немецкую колонию, французские отели, английский портер — все, кроме — диких». В Австралии есть кареты и коляски; китайцы начали носить ирландское полотно; в Ост-Индии говорят всё по-английски; американские дикари из леса порываются в Париж и в Лондон, просятся в университет; в Африке черные начинают стыдиться своего цвета лица и понемногу привыкают носить белые перчатки. Лишь с большим трудом и издержками можно попасть в кольца удава или в когти тигра и льва. Китай долго крепился, но и этот сундук с старою рухлядью вскрылся — крышка слетела с петель, подорванная порохом. Европеец роется в ветоши, достает, что придется ему впору, обновляет, хозяйничает… Пройдет еще немного времени, и не станет ни одного чуда, ни одной тайны, ни одной опасности, никакого неудобства. И теперь воды морской нет, ее делают пресною, за пять тысяч верст от берега является блюдо свежей зелени и дичи; под экватором можно поесть русской капусты и щей. Части света быстро сближаются между собою: из Европы в Америку — рукой подать; поговаривают, что будут ездить туда в сорок восемь часов, — пуф, шутка конечно, но современный пуф, намекающий на будущие гигантские успехи мореплавания.

Скорей же, скорей в путь! Поэзия дальних странствий исчезает не по дням, а по часам. Мы, может быть, последние путешественники, в смысле аргонавтов: на нас еще, по возвращении, взглянут с участием и завистью.
<…>

Чудес, поэзии! Я сказал, что их нет, этих чудес: путешествия утратили чудесный характер. Я не сражался со львами и тиграми, не пробовал человеческого мяса. Всё подходит под какой-то прозаический уровень. Колонисты не мучат невольников, покупщики и продавцы негров называются уже не купцами, а разбойниками; в пустынях учреждаются станции, отели; через бездонные пропасти вешают мосты. Я с комфортом и безопасно проехал сквозь ряд португальцев и англичан — на Мадере и островах Зеленого Мыса; голландцев, негров, готтентотов и опять англичан — на мысе Доброй Надежды; малайцев, индусов и… англичан — в Малайском архипелаге и Китае, наконец, сквозь японцев и американцев — в Японии. Что за чудо увидеть теперь пальму и банан не на картине, а в натуре, на их родной почве, есть прямо с дерева гуавы, мангу и ананасы, не из теплиц, тощие и сухие, а сочные, с римский огурец величиною? Что удивительного теряться в кокосовых неизмеримых лесах, путаться ногами в ползучих лианах, между высоких, как башни, деревьев, встречаться с этими цветными странными нашими братьями? А море? И оно обыкновенно во всех своих видах, бурное или неподвижное, и небо тоже, полуденное, вечернее, ночное, с разбросанными, как песок, звездами. Всё так обыкновенно, всё это так должно быть. Напротив, я уехал от чудес: в тропиках их нет. Там всё одинаково, всё просто. Два времени года, и то это так говорится, а в самом деле ни одного: зимой жарко, а летом знойно; а у вас там, на «дальнем севере», четыре сезона, и то это положено по календарю, а в самом-то деле их семь или восемь. Сверх положенных, там в апреле является нежданное лето, морит духотой, а в июне непрошеная зима порошит иногда снегом, потом вдруг наступит зной, какому позавидуют тропики, и всё цветет и благоухает тогда на пять минут под этими страшными лучами. Раза три в год Финский залив и покрывающее его серое небо нарядятся в голубой цвет и млеют, любуясь друг другом, и северный человек, едучи из Петербурга в Петергоф, не насмотрится на редкое «чудо», ликует в непривычном зное, и всё заликует: дерево, цветок и животное. В тропиках, напротив, страна вечного зефира, вечного зноя, покоя и синевы небес и моря. Всё однообразно!

И поэзия изменила свою священную красоту. Ваши музы, любезные поэты, законные дочери парнасских камен, не подали бы вам услужливой лиры, не указали бы на тот поэтический образ, который кидается в глаза новейшему путешественнику. И какой это образ! Не блистающий красотою, не с атрибутами силы, не с искрой демонского огня в глазах, не с мечом, не в короне, а просто в черном фраке, в круглой шляпе, в белом жилете, с зонтиком в руках. Но образ этот властвует в мире над умами и страстями. Он всюду: я видел его в Англии — на улице, за прилавком магазина, в законодательной палате, на бирже. Всё изящество образа этого, с синими глазами, блестит в тончайшей и белейшей рубашке, в гладко выбритом подбородке и красиво причесанных русых или рыжих бакенбардах. Я писал вам, как мы, гонимые бурным ветром, дрожа от северного холода, пробежали мимо берегов Европы, как в первый раз пал на нас у подошвы гор Мадеры ласковый луч солнца и, после угрюмого, серо-свинцового неба и такого же моря, заплескали голубые волны, засияли синие небеса, как мы жадно бросились к берегу погреться горячим дыханием земли, как упивались за версту повеявшим с берега благоуханием цветов. Радостно вскочили мы на цветущий берег, под олеандры. Я сделал шаг и остановился в недоумении, в огорчении: как, и под этим небом, среди ярко блещущих красок моря зелени… стояли три знакомые образа в черном платье, в круглых шляпах! Они, опираясь на зонтики, повелительно смотрели своими синими глазами на море, на корабли и на воздымавшуюся над их головами и поросшую виноградниками гору. Я шел по горе; под портиками, между фестонами виноградной зелени, мелькал тот же образ; холодным и строгим взглядом следил он, как толпы смуглых жителей юга добывали, обливаясь потом, драгоценный сок своей почвы, как катили бочки к берегу и усылали вдаль, получая за это от повелителей право есть хлеб своей земли. В океане, в мгновенных встречах, тот же образ виден был на палубе кораблей, насвистывающий сквозь зубы: «Rule, Britannia, upon the sea». Я видел его на песках Африки, следящего за работой негров, на плантациях Индии и Китая, среди тюков чаю, взглядом и словом, на своем родном языке, повелевающего народами, кораблями, пушками, двигающего необъятными естественными силами природы… Везде и всюду этот образ английского купца носится над стихиями, над трудом человека, торжествует над природой!»

И. Гончаров «Фрегат «Паллада»

Про вино для рабов

Читаю тут «Историю рабства» Анри Валлона, там обильно цитируется Катон, написавший в свое время книгу по «домоводству» в поместье. Катон (Утический, был еще Катон-Цензор, дед Катона Утического) был известный скопидом и вообще «приверженец старых добрых порядков», и тем не менее — источник. Да, нынешнее вино мало похоже на то, что пили в античности, но насколько мало похоже более-менее становитя ясно, читая такое. Это Катон дает рекомендации как готовить «вино» для рациона рабов в поместье:

«Вино для слуг в течение зимы. Влейте в бочку десять амфор сладкого вина, 2 амфоры крепкого уксуса и столько же вина, вываренного на две трети, с пятьюдесятью амфорами пресной воды. Мешайте все это палкой три раза в день в течение пяти дней. После этого прибавьте туда шестьдесят четыре бутылки (по 1/2 литра) старой отстоявшейся морской воды».