LOCATION: Singapore, SG

Что-то я в последнее время пишу очень мало и, скорее всего, не интересно.
Разбавим.

Я еще в прошлом году, задолго до моего "сингапурского проекта", с огромным интересом прочитал книгу мемуаров Ли Куан Ю, первого премьер-министра, и многолетнего главы Сингапура, фактически создавшего то государство, которое мы сегодня знаем. Это и сама по себе потрясающая воображение задача, и сам он человек крайне интересный и необычный. Кроме того, он рассказывает о многих особенностях мировой политики "глядя из Азии", со стороны (и из "страны"), которая для нас, зачастую, остается довольно "темной материей". Мы все же крайне европо- и американоцентричные, и многие события в Азии (и, допустим, Африки) проходят словно бы мимо нас. Так, например, сравнительно немногие вспомнят, что Вторая Мировая война не закончилась 9 (8) мая.
И уж совсем немногие смогут назвать другую страну, кроме СССР, с более чем 20 миллионами жертв (Китай).
Это я тут несколько раз попадаю на ужасный трейлер Back to 1942, китайского фильма о войне.

Читая Ли Куан Ю, я поставил в книжке свыше сотни закладок, которые собирался вам потихоньку выкладывать. Ну вот и начну.

На протяжении последних шестидесяти лет мое мнение о японцах несколько раз менялось. До Второй мировой войны я знал японцев как вежливых и учтивых продавцов и зубных врачей. Они были чистоплотными, аккуратными, дисциплинированными, а их община держалась особняком. Я был совершенно не готов к восприятию тех зверств, которые они творили, захватив Сингапур в феврале 1942 года. Они были невероятно жестокими. Такими, за некоторым исключением, их сделала систематическая суровая политика военного правительства. Жители Сингапура пережили три с половиной года лишений и ужасов. На оккупированных японцами территориях в Юго-Восточной Азии погибли миллионы людей. Пленные англичане, голландцы, индийцы и австралийцы заживо сгнивали в плену или умирали от непосильной работы.
Неожиданно, 15 августа 1945 года поступил приказ императора о капитуляции. Из правителей и господ японцы превратились в образцовых, добросовестных и трудолюбивых военнопленных, занимавшихся уборкой улиц и относившихся к своим новым обязанностям серьезно и старательно. Потом они исчезли со сцены, и я только читал о трудностях, которые переживали японцы во время восстановления страны.

На меня и людей моего поколения наиболее глубокий отпечаток от общения с японцами оставили ужасы, пережитые во время оккупации, – эти воспоминания не стереть из памяти. Впоследствии я познакомился с широким кругом японцев: министрами, дипломатами, деловыми людьми, редакторами газет, писателями и учеными. Некоторые из них стали моими хорошими друзьями, они – высокообразованные, эрудированные и очень гуманные люди. Теперь я разбираюсь в людях намного лучше, чем в годы своей молодости. Из-за страха и ненависти, вызванных страданиями, пережитыми в годы японской оккупации, я испытывал злорадство, читая о голоде и страданиях, которые обрушились на японцев в их разбомбленных и сожженных городах. Это чувство сменилось невольным уважением и восхищением, по мере того, как они стоически и методично приступили к восстановлению нации из пепла поражения. Японцы умело уклонились от выполнения большей части требований американской оккупационной администрации генерала Макартура, и сохранили те ключевые атрибуты, которые делали довоенную Японию сильной. Немногие военные преступники были посланы на эшафот, большинство же добилось реабилитации, и, уже в качестве демократов, некоторые из них победили на выборах и стали министрами. Другие продолжали работать как трудолюбивые патриотически настроенные бюрократы, преданные делу восстановления Японии в качестве миролюбивой, а не милитаристской державы, которая, впрочем, так никогда и не раскаялась, и не извинилась за совершенные преступления.